***

Алестар знал, что навсегда запомнит эту ночь. В его душе и памяти она осталась, как шрам после раны, не убившей, но глубоко разрезавшей тело. За стенами кабинета дворец, печалясь и ужасаясь, готовился к похоронам, но его никто не тревожил, оставив наедине с отцом и скорбью. А Алестар даже скорбеть не мог по-настоящему, что-то закаменело в нем, как застывает вылившаяся в воду кипящая лава.

Тот, кто убил отца, не просто лишил Алестара дорогого и близкого существа, он разрушил его веру в справедливость. Отец был великим королем, чтимым за мудрость, любимым подданными, — но оказался беззащитен перед чьей-то подлостью. Нанести удар в спину, не дав возможности уклониться или защититься, не позволив даже успеть понять, что тебя убивают! Убийца не хотел рисковать гневом Сердца Моря…

Поняв это, Алестар понял и то, почему тайник в кабинете пуст. И почему отец велел охране оставить пост. Он ждал кого-то. Ждал, не доверяя гостю или желая проверить его правдивость, — Сердце позволяло не только защититься в случае необходимости, но и распознать ложь. Но позволил оказаться за своей спиной… почему? И как в кабинете оказался нож Джиад?

Он почти всю ночь просидел на дне кабинета, обняв себя руками за плечи, подвернув хвост и думая, думая… Поверить в виновность Джиад, что бы ни кричали жрецы, было немыслимо. Но кто мог узнать, что нож лежит без присмотра, а потом успеть взять его и отправиться к королю? Вопросы теснились вокруг, как крабы-падальщики вокруг мертвечины, и Алестар в отчаянии думал, что будет самым никчемным королем за всю историю Акаланте. И наверняка последним, если Сердце Моря не найдется.

Потом он все-таки заставил себя собраться с силами и на исходе ночи понял, что нельзя никому, ни единой живой душе позволить узнать, что Сердце похищено. Без реликвии Акаланте беззащитен и перед гневом вулканов, и перед войной, чем не замедлит воспользоваться та же Суалана.

Поэтому перед самым рассветом Алестар тоскливо оглядел отцовский кабинет, по-новому рассматривая и знакомые с детства фрески, и рабочее место отца, и огромный шкаф с кипами табличек, прикрывающий угол, в котором Алестар любил играть в детстве. Там было так уютно… Теперь кабинет был мрачен и словно виноват, как стражник, что не уберег хозяина.

Поднявшись вверх, Алестар подплыл к отцовскому столу и в его недрах нашарил маленькую рукоять, открывающую еще один тайник. Здесь хранилась вещь, о существовании которой не должен был знать вообще никто. По локоть засунув руку в ящик, он нащупал и достал точную копию Сердца Моря — крупный рубин с выточенной сердцевиной. Свернув резную крышечку, наполнил копию туаррой из шара со стены, и фальшивое Сердце засветилось совсем как настоящее.

Эта ложь давала хоть небольшую отсрочку. А еще надежду, что убийца испугается, решив, что украл не настоящую реликвию, а подделку. Совсем слабую надежду — Алестар себя не обманывал.

Самым же отвратительным было, что теперь он вообще не знал, кому можно довериться. Отца убил кто-то очень близкий… Но кто? Слуга, советник, наложница, охранник? Кого он ждал, не посвятив в это даже собственного сына?

Высоко-высоко в небе разгорался невидимый под водой рассвет, знаменуя новый день. Акаланте готовился проститься с повелителем и ждал, что его наследник будет хранителем и защитником города и народа, а Алестар чувствовал полное бессилие. Теперь только упрямство и яростная ненависть не позволяли ему сдаться. Да еще холодное осознание, что больше никто и никогда не встанет между ним и его бедами. Больше не на кого надеяться, отец не придумает выход, не защитит, не позволит быть слабым, положившись на его силу и мудрость.

И выплывая навстречу Ираталю, явившемуся с гвардейцами и слугами, чтобы подготовить тело отца в последний путь, Алестар запретил себе малейшую слабость. Он выдержал весь ритуал похорон и прощания, заперев боль в себе и превратившись в камень внутри и снаружи. Вокруг были искаженные горем лица, искренние слова соболезнования, обещания верной службы и любой помощи… Он кивал, принимая все — и не веря. Где-то в этой толпе, провожающей одного короля и тут же присягающей другому, плавал и убийца. Разве что Джиад была вне подозрений, но и перед ней Алестар не мог позволить себе слабости. Любая слабость немедленно стала бы губительной течью в плотине его спокойствия.

Так прошли похороны. В последний момент прощания Алестар дрогнул. Он редко плавал с отцом к усыпальнице: не мог смотреть на лицо матери. И сейчас видеть их обоих было почти невыносимым. Почти…

Он справился с горем, как с норовистым салту, так и пытающимся ударить о скалу или выбросить из седла. Стиснул поводья, сжал покрепче лоур… Вернулся во дворец вместе с Ираталем и Джиад, единственными, кого сейчас мог видеть рядом. Но и Ираталя отпустил, когда они втроем доплыли до дверей спальни Джиад. Начальник охраны понимающе кивнул, оставив их вдвоем.

— Прости, — устало сказал Алестар, когда они проплыли внутрь. — Я оставил тебя одну, да еще и в неведении.

— Ничего… Как вы?

Она села на край кровати, рассеянно поглаживая кинувшегося рыбеныша, подняла голову, смотря на Алестара с обычной спокойной откровенностью.

— Как я? — переспросил Алестар. — Я жив. Оказывается, это уже очень много. Джиад, поклянись, что никому и никогда не скажешь то, что сейчас услышишь.

— Клянусь Малкависом, — ответила она. — Только вы уверены, что хотите доверить мне тайну? И что нас не подслушивают?

— Я уже никому и ничему не верю, — вздохнул Алестар, тоже опускаясь на постель. — Но, кажется, не должны. Ход в этой комнате уже давно закрыт наглухо… Джиад, это не Сердце Моря. Это копия, очень искусная, но совершенно фальшивая. А настоящее — похищено. И я никому, понимаешь, никому не могу сказать об этом.

Ее глаза показались огромными омутами, черными провалами в Бездну — так расширились зрачки. Очень медленно Джиад поднесла руку ко рту, будто зажимая его, с ужасом посмотрела на Алестара.

— Да, — кивнул он. — Отца не просто убили. Вместе с ним убили и весь Акаланте, если я не найду Сердце до того, как что-то случится. Конечно, если проснется вулкан, кто-нибудь из соседей поможет. Как же не помочь… своим новым владениям? А еще сегодня вечером будет Королевский Совет. И я уверен, что Тиаран обвинит тебя в убийстве. Он ничего не сможет доказать, я думаю, но твой нож…

— Да, это очень серьезная улика, — согласилась Джиад. — И у меня нет других ответов, кроме тех, что я уже дала. Я не знаю, как это случилось…

— Вот и я ничего не знаю, — вздохнул Алестар. — Запомни, ты — каи-на. И поскольку ты единственная каи-на в своем храме, то, значит, старшая в нем по нашим законам. Всего в Совете двенадцать каи-на, ты тринадцатая, впервые за многие века. Тебя может осудить только Совет, если семеро — больше половины — проголосуют за обвинение. Но ведь должен у них проснуться рассудок? В любом случае я не позволю причинить тебе вред. Все смертные приговоры утверждает король, а моего согласия у них никогда не будет.